Неточные совпадения
Все громко выражали свое неодобрение, все повторяли сказанную кем-то фразу: «недостает только цирка с львами», и ужас чувствовался всеми, так что, когда Вронский упал и Анна громко ахнула, в этом не
было ничего необыкновенного. Но вслед затем в лице Анны произошла перемена, которая
была уже положительно неприлична. Она совершенно потерялась. Она стала биться, как пойманная
птица: то
хотела встать и итти куда-то, то обращалась к Бетси.
Он
хотел быть спокойным, но
было то же. Палец его прижимал гашетку прежде, чем он брал на цель
птицу. Всё шло хуже и хуже.
Самгин, снимая и надевая очки, оглядывался, хотелось увидеть пароход, судно рыбаков, лодку или
хотя бы
птицу, вообще что-нибудь от земли. Но
был только совершенно гладкий, серебристо-зеленый круг — дно воздушного мешка; по бортам темной шкуны сверкала светлая полоса, и над этой огромной плоскостью — небо, не так глубоко вогнутое, как над землею, и скудное звездами. Самгин ощутил необходимость заговорить, заполнить словами пустоту, развернувшуюся вокруг него и в нем.
Он молчал, гладя ее голову ладонью. Сквозь шелк ширмы, вышитой фигурами серебряных
птиц, он смотрел на оранжевое пятно лампы, тревожно думая: что же теперь
будет? Неужели она останется в Петербурге, не уедет лечиться? Он ведь не
хотел, не искал ее ласк. Он только пожалел ее.
— Я ошибся: не про тебя то, что говорил я. Да, Марфенька, ты права: грех
хотеть того, чего не дано, желать жить, как живут эти барыни, о которых в книгах пишут. Боже тебя сохрани меняться,
быть другою! Люби цветы,
птиц, занимайся хозяйством, ищи веселого окончания и в книжках, и в своей жизни…
— Вот так в глазах исчезла, как дух! — пересказывала она Райскому, —
хотела было за ней, да куда со старыми ногами! Она, как
птица, в рощу, и точно упала с обрыва в кусты.
Полагая, что
птицы теперь сильно напуганы, я
хотел было стрелять, но Дерсу опять остановил меня, сказав, что на дереве их ловить еще удобнее, чем на земле.
Потом он сообщил мне, что нашел его на сопке с левой стороны реки,
хотя вблизи самого дерева нигде не
было видно. Очевидно, этот желудь занесла сюда какая-нибудь
птица или мелкое животное вроде белки или бурундука.
Несомненная истина, что на горелом месте никакая
птица гнезда не вьет; иногда это может показаться несправедливым, потому что
птица живет и выводится, очевидно, на паленых степях; но я внимательным изысканием убедился, что гнездо всегда свивается на месте не паленом,
хотя бы оно
было величиною в сажень, даже менее, и обгорело со всех сторон.
Объемом собственно тела он менее,
хотя подлиннее, дрофы и едва ли
будет с большого старого гуся, но длинные перья на спине, боках и величина крыльев дают ему вид самой большой
птицы.
Нельзя сказать, чтоб дрозды и с прилета
были очень дики, но во множестве всякая
птица сторожка, да и подъезжать или подкрадываться к ним, рассыпанным на большом пространстве, по мелкому голому лесу или также по голой еще земле, весьма неудобно: сейчас начнется такое чоканье, прыганье, взлетыванье и перелетыванье, что они сами пугают друг друга, и много их в эту пору никогда не убьешь, [Мне сказывал один достоверный охотник, что ему случилось в одну весьма холодную зиму убить на родниках в одно поле восемнадцать дроздов рябинников, почти всех влет, но это дело другое]
хотя с прилета и дорожишь ими.
В исходе мая я возвращался с охоты домой; идучи по берегу пруда и не находя
птицы, по которой мог бы разрядить ружье, — а ствол его надобно
было вымыть, — я
хотел уже выстрелить на воздух.
Разумеется, сидя на таком месте, он совершенно безопасен от ружья охотника: если вы подъедете или подойдете близко к сосне, то нижние ветви закроют его и вам ничего не
будет видно, если же отойдете подальше и глухарь сделается виден, то расстояние
будет так велико, что нет никакой возможности убить дробью такую большую и крепкую
птицу,
хотя бы ружье
было заряжено безымянкой или нулем.
Ороч проснулся ночью от каких-то звуков. Прислушавшись к ним, он узнал крики зябликов. Это его очень встревожило. Крики дневных
птиц ночью ничего хорошего не предвещают. Скоро
птицы успокоились, и проводник наш
хотел было опять улечься спать, но в это время всполошились вороны и стали каркать. Они так напугали ороча, что тот растолкал Рожкова и Ноздрина и попросил их разбудить поскорее меня.
Я прошел с полверсты и
хотел было уже повернуть назад, как вдруг что-то мелькнуло в отдалении и низко над землей, потом еще раз, еще, и вслед за тем я увидел какую-то небольшую хищную
птицу, которая летела низко над землей и, по-видимому, кого-то преследовала.
Мать засмеялась. У нее еще сладко замирало сердце, она
была опьянена радостью, но уже что-то скупое и осторожное вызывало в ней желание видеть сына спокойным, таким, как всегда.
Было слишком хорошо в душе, и она
хотела, чтобы первая — великая — радость ее жизни сразу и навсегда сложилась в сердце такой живой и сильной, как пришла. И, опасаясь, как бы не убавилось счастья, она торопилась скорее прикрыть его, точно птицелов случайно пойманную им редкую
птицу.
Хотя бы
птицу или собаку ей кто-нибудь подарил — все
было бы веселее.
Подхалюзин. С места не сойти, Алимпияда Самсоновна! Анафемой
хочу быть, коли лгу! Да это что-с, Алимпияда Самсоновна! Нешто мы в эдаком доме
будем жить? В Каретном ряду купим-с, распишем как: на потолках это райских
птиц нарисуем, сиренов, капидонов разных — поглядеть только
будут деньги давать.
После душной ямы, после судов, кандалов и палок бродят они по всей своей воле, где
захотят, где попригляднее и повольготнее;
пьют и
едят где что удастся, что бог пошлет, а по ночам мирно засыпают где-нибудь в лесу или в поле, без большой заботы, без тюремной тоски, как лесные
птицы, прощаясь на ночь с одними звездами небесными, под божиим оком.
—
Будь ты,
птица, побольше, то я бы многому тебя научил. Мне
есть что сказать человеку, я не дурак… Ты читай книги, в них должно
быть все, что надо. Это не пустяки, книги!
Хочешь пива?
Я видел также, что,
хотя новая книга и не по сердцу мужику, он смотрит на нее с уважением, прикасается к ней осторожно, словно книга способна вылететь
птицей из рук его. Это
было очень приятно видеть, потому что и для меня книга — чудо, в ней заключена душа написавшего ее; открыв книгу, и я освобождаю эту душу, и она таинственно говорит со мною.
— Вот оно что и
есть: я Серый Волк, и я вам, если
захочу, помогу достать и златогривых коней, и жар-птиц, и царь-девиц, и я учиню вас вновь на господарстве.
Если же у
птицы есть крылья и она не
хочет быть пойманной, она не даст себе сыпать соли на хвост, потому что свойство
птицы летать.
— К черту всякие проспекты! Зачем добровольно стеснять собственную свободу, когда и без того до усов всякой неволи? Я
хочу быть вольным, как
птица…
— Значит, ты их не любишь, если не ловил… А я ловил, даже за это из корпуса
был исключён… И теперь стал бы ловить, но не
хочу компрометироваться в глазах начальства. Потому что
хотя любовь к певчим
птицам — и благородная страсть, но ловля их — забава, недостойная солидного человека…
Будучи на твоём месте, я бы ловил чижиков — непременно! Весёлая птичка… Это именно про чижа сказано: птичка божия…
Вы подцепили этого князишку,
напоили его допьяна, заставили сделать предложение вашей дочери, которую уж никто не
хочет больше брать замуж, да и думаете, что и сами теперь сделались важной
птицей, — герцогиня в кружевах, — тьфу!
Я сильно ей сочувствовал, и такие поездки
были для меня праздниками,
хотя участие мое в охоте ограничивалось тогда исправлением должности легавой собаки, то
есть я бегал за убитой
птицей и подавал ее отцу.
— Ну, ну! Ты очень хвастлив. Может
быть, и в моем также. Благодарю тебя, мальчик, ты мне тоже помог,
хотя сам ты
был как
птица, не знающая, где сядет завтра.
Сначала мы едем по полю, потом по хвойному лесу, который виден из моего окна. Природа по-прежнему кажется мне прекрасною,
хотя бес и шепчет мне, что все эти сосны и
ели,
птицы и белые облака на небе через три или четыре месяца, когда я умру, не заметят моего отсутствия. Кате нравится править лошадью и приятно, что погода хороша и что я сижу рядом с нею. Она в духе и не говорит резкостей.
«Озадаченные» Гарусовым рабочие только почесывали в затылках. Правильно говорил дьячок Арефа,
хотя и не миновать ему гарусовских плетей. Со всех сторон тут
были люди: и мещане из Верхотурья, и посадские из Кайгородка, и слобожане, и пашенные солдаты, и беломестные казаки, и монастырские садчики, и разная татарва. Гарусов не разбирал, кто откуда, а только копали бы руду. И всех одинаково опутывал задатками. Вольная
птица, монастырский дьячок составлял единственное исключение.
Охоня, как
птица, подлетела к воеводе и со слезами целовала его волосатую руку. Она отскочила, когда позади грянула цепь, — это Белоус схватил железный прут и
хотел броситься с ним на воеводу или Охоню, — трудно
было разобрать. Солдаты вовремя схватили его и удержали.
Арефа почесал за ухом и прикинулся, что не узнал по голосу, что за
птица налетела. Он и в темноте сразу узнал самого Гарусова,
хотя он и
был переодет. Вот он, хороняка и бегун, где шляется… Но главное внимание Арефы обратила на себя теперь отдувавшаяся пазуха самозваного бегуна, и дьячок даже понюхал воздух.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными волнами; весла, будто крылья черной
птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу
было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе
была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон
захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
Из лесу доносились голоса каких-то птичек, назвать которых я не умею — мало ли вольной
птицы в лесу — и мне каждый раз бывает как-то больно, когда непременно
хотят определять, какая именно
птица поет.
Это делается следующим образом: ястреба надобно на что-нибудь посадить, не отвязывая должника, потом взять кусок свежего мяса, показать сначала издали и потом поднести ему под нос, и когда он
захочет схватить его клювом, то руку отдернуть
хотя на четверть аршина и куском мяса (вабилом) [Обыкновенно для вабила употребляется крыло какой-нибудь
птицы (всего лучше голубиное), оторванное с мясом: охотнику ловко держать в руке папоротку крыла, которое не должно
быть ощипано] поматывать, а самому почмокивать и посвистывать (что называется вабить, то
есть звать, манить).
Кукушкин очень способный работник, он бондарь, печник, знает пчел, учит баб разводить
птицу, ловко плотничает, и все ему удается,
хотя работает он копотливо, неохотно. Любит кошек, у него в бане штук десять сытых зверей и зверят, он кормит их воронами, галками и, приучив кошек
есть птицу, усилил этим отрицательное отношение к себе: его кошки душат цыплят, кур, а бабы охотятся за зверьем Степана, нещадно избивают их. У бани Кукушкина часто слышен яростный визг огорченных хозяек, но это не смущает его.
— Милые вы мои
птицы! Люблю вас — честный вы народ! А я — злой подлец и кр-рокодил, — желаю погубить родственников и — погублю! Ей-богу! Жив
быть не
хочу, а…
Перчихин. Тесть? Вона! Не
захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с радости… Да я теперь — совсем свободный мальчик! Теперь я — так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо в лес — и пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал, дочь… как жить
будет? и
было мне пред ней даже совестно… родить — родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда
хочу уйду! Жар-птицу ловить уйду, за самые за тридесять земель!
Просит меня
выпить наливки или чаю, спрашивает, не
хочу ли
есть. У меня после её серьёзной ласки слёзы на глазах, радо моё сердце, как ранняя
птица весеннему солнцу.
Соловьи и лягушки совсем затихли, только тонкий водяной звук
хотя и казался дальше из-за дождя, но все стоял в воздухе, и какая-то
птица, должно
быть, забившись в сухие листья недалеко от террасы, равномерно выводила свои две однообразные ноты.
Птицы и прочей живности, по методу маменьки покойницы выкормленной, равно и прочего всего,
было в изобилии; оставалось накупить вин и всего нужного, и я
был в состоянии все это сделать: денег
хотя издержал много, но брат Петрусь должен мне
был более того, и векселей от него лежит у меня за пазухою.
Я
хотел, чтобы моя жена имела тон в обществе, то
есть голос звонкий, заглушающий всех так, чтобы из-за нее никто не говорил; имела бы столько рассудка, чтобы могла говорить беспрестанно, хоть целый день (по сему масштабу — говаривал домине Галушкинский — можно измерять количество разума в человеке: глупый человек не может-де много говорить); имела бы вкус во всем, как в варенье, так и в солении, и знала бы тонкость в обращении с кормленою
птицею;
была бы тщательно воспитана, и потому
была бы величественна как в объеме, так и в округлостях корпорации.
Иллюзию нарушил, во-первых, новый выстрел замерзшей реки. Должно
быть, мороз принимался к ночи не на шутку. Звук
был так силен, что ясно слышался сквозь стены станционной избушки,
хотя и смягченный. Казалось, будто какая-то чудовищная
птица летит со страшною быстротой над рекою и стонет… Стон приближается, растет, проносится мимо и с слабеющими взмахами гигантских крыльев замирает вдали.
— Ну, что ж с вами делать! — вздохнула Сусанна Моисеевна. — Так и
быть уж, дам вам денег,
хотя и знаю, что
будете бранить меня. Поссоритесь после свадьбы с женой и скажете: «Если б та пархатая жидовка не дала мне денег, так я, может
быть,
был бы теперь свободен, как
птица!» Ваша невеста хороша собой?
Ведь в природе кедр и иссоп питаются и цветут, слон и мышь движутся и
едят, радуются и сердятся по одним и тем же законам; под внешним различием форм лежит внутреннее тождество организма обезьяны и кита, орла и курицы; стоит только вникнуть в дело еще внимательнее, и увидим, что не только различные существа одного класса, но и различные классы существ устроены и живут по одним и тем же началам, что организмы млекопитающего,
птицы и рыбы одинаковы, что и червяк дышит подобно млекопитающему,
хотя нет у него ни ноздрей, ни дыхательного горла, ни легких.
Странное это чувство — страх. Сердце так и захолонет, в коленях неприятная дрожь, в горле пересыхает, руки трясутся, а главное, нет никакой логики, и мысли разлетаются, как стая вспуганных
птиц. Едва ли
есть человек, который не испытывал страха,
хотя это не мешает существовать замечательным храбрецам. Секрет всякой храбрости именно в уменье владеть собой.
Ну, что, господа! Чуть я ей в ноги не чибурахнулся тут! Опять прослезились, опять лобызания пошли! Шуточки начались! Федосей Николаич тоже для первого апреля штучку изволили выдумать! Говорит, дескать, жар-птица прилетела с бриллиантовым клювом, а в клюве-то письмо принесла! Тоже надуть
хотел, — смех-то пошел какой! умиление-то
было какое! тьфу! даже срамно рассказывать!
Если сказать, что
птицы, лошади, собаки, обезьяны совсем чужие нам, то почему же не сказать, что и дикие, черные и желтые люди чужие нам? А если признать таких людей чужими, то с таким же правом могут черные и желтые люди признать чужими белых. Кто же ближний? На это
есть только один ответ: не спрашивай, кто ближний, а делай всему живому то, что
хочешь, чтобы тебе делали.
Если бы не жадность, ни одна
птица не попала бы в сети, и птицелов не поймал бы ни одной
птицы. На ту же приманку ловят и людей. Брюхо — это цепь на руки и кандалы на ноги. Раб брюха всегда раб.
Хочешь быть свободен, прежде всего освобождай себя от брюха. Борись с ним.
Ешь для того, чтобы утолить голод, а не для того, чтобы получить удовольствие.
Я спустился с дерева и
хотел было итти назад, как вдруг увидел какую-то большую
птицу и тотчас узнал в ней скопу.